Найо Марш - Зеленоглазое чудовище [ Венок для Риверы. Зеленоглазое чудовище]
Он покачал головой.
— Я был уверен, она была с любовником, конечно, и я прекрасно знал, что, как бы то ни было, но все здесь завязано на какой-то афере по отношению к твоей матери. Поэтому, такая уж у меня возникла причуда, я спросил: «О’кей, мой ангел, я прикрою тебя, но при одном условии. Назови мне имя твоего дружка».
Билл Стентон наклонился вперед. Его лицо, расплывшееся и маячившее где-то рядом, определенно будет однажды хорошенько расквашено кем-то всмятку. Однако не Эндрю. Не стоило мараться.
— Когда я сказал это, она скорчила гримасу, ей было неприятно, но она знала, что я не блефую. Поэтому ей пришлось сознаться. Она спросила: «Ты клянешься, что никому не расскажешь?» Я ответил: «Да, дорогая, честное скаутское». Она сказала: «Ну, попробую убить двух зайцев одним выстрелом!» И она продемонстрировала ту зловещую улыбку маленькой Лукреции Борджиа, которую я так обожаю. «Моей философией всегда было, что любовь должна сочетаться с получением выгоды. А сейчас это превосходно соединяется. Мой дружок, если уж тебе так хочется знать, находится в весьма стратегической позиции. Это супруг старой миссис Прайд».
Изумление, которое испытал Эндрю, вызвало взрыв в солнечном сплетении. Но даже в первый миг потрясения он понял, что все складывается подходящим образом. Лем и Маурин не враги, а союзники. Два проходимца, беспощадно проехавшиеся на всех: на нем самом, на его матери, Руви, Неде. Два упыря, борющиеся со временем, чтобы заполучить драгоценности до того, как умерла миссис Прайд.
Он встал, Билл Стентон встал тоже.
— Ну, Эндрю, вот мой маленький вклад в фонд Защиты Американских Вдовцов. Я надеюсь, это поможет тебе избавиться от призрака электрического стула. Это, правда, все усложняет, конечно, но нет ничего простого, так ведь? Даже убийц.
Лем… Лем — любовник? Лем — отец ребенка? Лем — убийца? Лем, у которого алиби? Лем, который знал, что драгоценности в шкатулке, и не взял их? На какое-то время показалось, что все опять разваливается. Но потом Эндрю понял. Не насчет алиби. Только мать может объяснить алиби. Но он понял все остальное. Лем убил, да, но не преднамеренно. Лем — великолепный проходимец, да, но не убийца. Было только одно чудовище — Маурин, которая использовала Лема, как и всякого другого. Маурин, которая, раз уж драгоценности находились в ее шкатулке, решила отделаться от любовника, ставшего бесполезным. О'кей. Прощай. А сейчас будь умницей и ступай к своим женам. Эти камни мои, и ты абсолютно ничего не можешь сделать. Маурин достает пистолет из ящика, Маурин угрожает Лему, борьба, два выстрела; Лем, «который падает в обморок от одного вида крови», в истерике покидает квартиру, в панике совершенно забыв о драгоценностях.
Снова зазвучал высокий, легкий, похожий на комариное гудение голос Билла Стентона:
— Я думаю, твоим следующим шагом в расследовании должен быть небольшой поход в Плацу, так? Когда ты пойдешь, предлагаю свернуть налево в парк. Там проще всего отловить такси.
Глава XVII
Был уже двенадцатый час. Какую бы пьесу ни смотрели Прайды, они должны были быть дома. Эндрю взял такси до Плацы. Он позвонил из вестибюля отеля. Ответила мать. Услышав ее голос, ему стало совсем не по себе, и как-то съежившись от робости, он пошел к лифту. Дверь в номер открыла мать. На ней все еще было изысканное, тонкое серое вечернее платье. Она выглядела усталой, но и только. Голубые глаза, сверкающие и прекрасные, как всегда, отметили его присутствие замаскированным безразличием, которым она обычно приветствовала его.
— Эндрю, не слишком ли странное время для визита?
Он прошел в гостиную. Шторы не были спущены, и за окном виднелось огромное пространство Центрального парка, разлинованное блеском уличных огней.
— Мы только что вернулись. — Мать шла за ним. — Крайне нудная пьеса. Лем пошел подышать свежим воздухом. Он всегда гуляет перед сном.
Она села в свое бледно-желтое кресло. Эндрю повернулся к ней, но не мог пошевелить языком. Больше, чем когда-либо в ее присутствии, он чувствовал себя маленьким мальчиком, виноватым мальчиком, столкнувшимся с необходимостью объяснить что-то, что совершенно превосходило его силы.
Миссис Прайд достала свой желто-зеленый мундштук. Ее рука, на которой сверкнул поддельный изумруд, потянулась к коробке с сигаретами. Она поглядела на Эндрю, тот поспешил с зажигалкой. Миссис Прайд затянулась и, когда сигарета затлела, начала критически рассматривать лицо сына.
— Ну, и что приключилось с тобой, Эндрю? Ты раздражен, словно печеночник.
«Печеночник». Одно из словечек матери. Она подхватила его во время ее «английского периода» с мистером Малхаузом.
Эндрю сел и сказал:
— Лейтенант Муни собирается арестовать меня завтра утром.
— Арестовать тебя? — отозвалась она. — За убийство Маурин?
— Да.
— Но это же смешно. Мы же знаем, что это грабители.
— Не грабители.
К этому времени она уже устроилась в нужном положении. Мундштук расположился под правильным углом, юбка изящно разлеглась вокруг нее, свет от лампы падал как раз так, чтобы как нужно оттенить ее прическу.
Эндрю смотрел на нее, силясь уловить в выражении ее лица хоть малейший намек на сочувствие или на удивление.
Наконец она сказала:
— Но ты правда не убивал ее, ведь так, Эндрю?
— Да, мама, я не убивал.
Миссис Прайд стряхнула пепел.
— Тогда не о чем беспокоиться. Разумеется, приятного мало. Но, что бы ни говорили о нашей стране, здесь еще никого не арестовывали за несовершенное преступление.
Это разозлило Эндрю до такой степени, что его язык развязался.
— Послушай, мама, я увяз по уши. И должен использовать любое оружие, какое только попадется. Это единственная причина, которая вынуждает меня говорить об этом, поверь. Мама, я знаю о тебе и докторе Вилльямсе.
— Докторе Вилльямсе? — Миссис Прайд сидела с непроницаемым лицом.
— Лейкемия, мама, мне известно.
На мгновение, казалось, она превратилась в камень. Голая рука с мундштуком, слегка наклоненная голова — все застыло. Голубые глаза, свирепо рассматривающие его, стали стальными.
— Если этот гнусный докторишка Вилльямс… — резко начала она.
— Это не доктор Вилльямс, мама… Это Маурин.
— Маурин?
— Она проникла как-то в картотеку в офисе доктора Вилльямса. Ты ведь знала об этом почти два года? Ты уже знала, когда выходила замуж за Лема.
Миссис Прайд положила жадеитовый мундштук в пепельницу. Она нашла маленький носовой платок в своей вечерней сумочке и поднесла к лицу, явно не собираясь высморкаться. Это был просто манерный жест, демонстрирующий прелесть волнения.
— Ну, — произнесла она, — ты бы не сказал этого, если бы не был вынужден. Ты так выразился? Что же вынудило тебя? Ты считаешь, что мне нельзя было выходить замуж за Лема при данных обстоятельствах?
— Разумеется, я имел в виду другое, что…
— Я вовсе не вижу здесь ничего неприемлемого. Ты знаешь, я никогда не любила жить в одиночестве. И, конечно, я не собиралась умирать в одиночестве.
Лем мне показался очень обаятельным, очень милым. Да и с его позиции вряд ли можно назвать это плохой сделкой. Он вел жалкую собачью жизнь, между бедностью и неудачами. Он обожает блеск, и я смогла дать ему это. Пусть даже всего на несколько лет, я уверена, он будет благодарен, и я вполне серьезно намереваюсь оставить ему кое-что в своем завещании.
Так всегда происходило между ними с матерью. Они словно разговаривали на разных языках.
Эндрю возразил:
— Понимаешь, меня мало беспокоит, хорошо ли это для Лема или нет.
— Тогда что тебя беспокоит?
С трудом подбирая слова, он сказал:
— Меня интересует, достоин ли он тебя?
— Достоин? — Миссис Прайд звонко засмеялась и снова взяла мундштук. — В самом деле, Эндрю, ты рассуждаешь, как твой отец. Ты думаешь, меня волнует, достоин ли Лем меня или нет, что бы там это «достоин» ни значило? Все, чего я хочу от Лема, — это чтобы он был любящим, внимательным и был рядом, когда он мне нужен.
— Ну а если есть что-то такое… что-то такое, что… я знаю…
— Эндрю! — воскликнула она, жестко обрывая его. В ее голубых глазах вдруг появился слабый огонек заинтересованности.
— Уж не о Ровене ли Ла Марш ты собираешься мне поведать?
У Эндрю отвисла челюсть. Миссис Прайд нагнулась вперед и прикоснулась пальцем к его колену.
— Бедный мой Эндрю, ты себя мучил, предполагая, что я не знаю о мисс Ла Марш? В самом деле, я не понимаю своих детей. Почему им все время кажется, будто я нечто вроде рассеянной беспомощной бабочки? Спустя несколько дней после нашей встречи с Лемом в Калифорнии я обратилась в частное сыскное агентство, чтобы разузнали о нем. Никогда не следует пренебрегать такими вещами. Должна признаться, что, когда выяснилось, что он женат и не удосужился сообщить мне об этом, я слегка расстроилась. Но ведь мои обстоятельства были довольно необычны, не правда ли? Я все продумала и решила, что маловероятно найти кого-либо более подходящего и поэтому глупо тратить время на развод.
